Материал из ШЭСРЯ (Глазарий)
Местоиме́ние — самостоятельная часть речи, к которой относят слова типа ты, кто-нибудь, этот, такой, столько и др., характеризующиеся особым способом обозначения предметов, признаков или количеств. Они не называют их прямо, а либо указывают на них (Покажите мне эту книгу), либо отсылают к предшествующему или последующему упоминанию о них в тексте (Эта книга мне очень понравилась).
Указательную функцию местоимений называют также см. дейкти́ческой (или де́йксисом), а заместительную — см. анафори́ческой (или см. ана́форой). Заместительная функция отражена и в названии части речи: местоимение — буквальный перевод античных грамматических терминов: греч. antōnymia, лат. pronomen ‘вместо имени’.
Местоимения выделяются прежде всего на основе общности их значения, а по своим синтаксическим и морфологическим свойствам они в той или иной степени подобны словам других частей речи. Поэтому в установлении границ местоимения как части речи нет единства мнений, а наряду с термином «местоимение» используют также более широкое название — см. местоиме́нные слова. В этом случае имеется в виду «местоименный» тип лексического значения слова, а его грамматическая характеристика отходит на второй план.
В школьной практике к местоимениям относят слова трех грамматических разрядов:
1см. местоимения- существительные (я, ты, мы, себя, кто, что, кто-то, никто и др.),
2см. местоимения- прилагательные (мой, твой, этот, такой, какой-то, любой и др.) и
3см. местоимения- числительные (сколько, столько, несколько, нисколько и др.).
Их общей чертой является изменение по падежам — склонение в узком смысле слова (см. Склонение местоимений). При широком понимании местоимений в их состав включают также и неизменяемые местоименные наречия см.: где, куда, тогда, когда-то, никуда и др. Функционально они однотипны со склоняемыми местоимениями; ср. их параллельное употребление:
Для того, чтобы мои друзья смогли вести с вами конкретные разговоры, мы должны знать — как этому учили нас древние — кто? когда? сколько? с чьей помощью? во имя какой цели?
Нужно было переждать и выведать стороной, кто и куда едет, сколько партий, какие вожаки и т. д.
Местоименные разновидности отсутствуют только у глагола. По отношению к глаголам некоторые функции, свойственные местоимениям, выполняет сочетание что делать; ср.: Что ты сейчас делаешь? — Лежу (Ничего не делаю). По отношению к ожидаемой именной части сказуемого роль вопросительного слова может выполнять сочетание кто такой (что такое); ср.: —
…Дочь Дюпона, — начал он что-то рассказывать, но остановился, вспомнив об уровне аудитории. — Дюпон кто такой, знаете? — Ну этот самый, — растерялась женщина. — Дюпон — миллиардер, — жестко уточнил старик и добавил: — А против миллиардера миллионер считается нищим
Распределение местоимений по формально-грамматическим разрядам (местоимения-существительные, местоимения-прилагательные и т. д.) пересекается с их делением на разряды по значению, среди которых традиционно выделяются следующие:
1личные местоимения см.: я, ты, мы, вы, он, оно, она, они;
2возвратное местоимение см.: себя;
3притяжательные местоимения см.: мой, твой, наш, ваш, свой, его, ее, их;
4указательные местоимения см.: этот, тот, такой, столько и др.;
5вопросительные местоимения см.: кто, что, какой, который, чей, сколько и др.;
6относительные местоимения см., совпадающие по составу с вопросительными, но отличающиеся от них по своей роли в предложени;
7отрицательные местоимения см.: никто, ничто, никакой, ничей, нисколько, некого, нечего и др.;
8неопределенные местоимения см.: кто-то, кое-кто, некто, что-нибудь, какой-либо, несколько и др.;
9определительные местоимения см.: весь, каждый, любой, иной, другой, сам и др.
Центральное место среди них занимают, с одной стороны, личные местоимения, на которые опираются в своем значении возвратное и притяжательные местоимения, а с другой стороны — указательные и вопросительные местоимения, с которыми связаны местоимения остальных разрядов. Так, местоимение каждый означает примерно ‘и тот, и тот, и тот’, другой — ‘не тот’ или ‘не такой’, сам — ‘без помощи других’, весь — ‘и та часть, и та часть, и та часть’. Отрицательные и неопределенные местоимения связаны с вопросительными и в словообразовательном отношении; ср.: что — ничто — что-то. Учет такого рода связей необходим в тех случаях, когда местоимение совмещает несколько значений. Так, местоимение свой, сочетающее в себе значения возвратности и притяжательности, является в конечном счете притяжательным, а местоимение чей-то, сочетающее в себе значения притяжательности и неопределенности, — неопределенным.
В научной литературе выделяются и другие разряды местоимений, в частности см. взаимное местоимение друг друга, обозначающее ситуации с двумя или более участниками, каждый из которых является одновременно и действующим предметом (субъектом), и предметом, подвергающимся действию (объектом). Оно представляет собой сочетание, компоненты которого совпадают с формами слова друг, но исторически восходят (как и само слово друг) к неупотребляемым в настоящее время кратким формам местоимения другой. Местоимение друг друга склоняется (при этом по падежам изменяется только вторая часть сочетания), но — подобно возвратному местоимению себя — не имеет форм рода, числа и формы им. падежа. Предлог (при его наличии) обычно занимает положение перед второй частью сочетания:
И мы с ней [я и луна], теперь уже давно знакомые друг другу, подолгу глядели друг на друга, безответно и безмолвно чего-то друг от друга ожидая
Местоимения составляют замкнутую и почти не пополняемую группу слов с небольшим количеством корней, общих у разных разрядов местоимений (включая и местоименные наречия); ср.: кто, какой, куда, когда; тот, такой, туда, тогда; весь, всюду, всегда. Переход в местоимения (см. прономинализа́ция) наблюдается относительно редко (см. Переход слов из одних частей речи в другие).
Характерной особенностью местоимений является также наличие многочисленных нерегулярностей в склонении; ср. соотношение форм им. и род. падежей у следующих местоимений: я — меня, ты — тебя, мы — нас, он — его, этот — этого, кто — кого, что — чего, некий — некоего.
семантика местоимений
Общей чертой значения местоимений (местоименных слов) является то, что они содержат отсылку к речевой ситуации или контексту, в котором употреблены. Вследствие этого в местоимениях сочетаются противоречивые свойства: абстрактность и в то же время конкретность. Взятые сами по себе, значения, выражаемые местоимениями, как правило, характеризуются высокой степенью обобщенности. Слова такой или какой могут указывать на любой признак, а местоимение это может относиться к любым предметам или ситуациям. Вместе с тем в речи местоимения не способны служить отвлеченными наименованиями предметов или признаков. Слово это может использоваться только по отношению к какой-то конкретной ситуации или конкретному предмету; местоимение я указывает на того, кто произносит данное высказывание, и не может обозначать «говорящего вообще», а во фразе Держи ее! без знания условий, в которой она была употреблена, остается непонятным, кого (или что) имеет в виду говорящий, — ясно лишь, что речь идет об объекте, который может быть назван существительным ед. числа ж. рода.
В зависимости от того, за счет чего восполняется недостающая информация, различаются две основные разновидности употребления местоимений — де́йксис (указание) и см. ана́фора (замещение).
Дейксисом называют обозначение предмета, признака или ситуации через их отношение к различным характеристикам речевого акта: говорящему, адресату, времени и месту речи, что обобщенно определяют как «я — здесь — сейчас». Дейктическими являются прежде всего указательные местоимения; ср.:
Здесь у меня столовая. / Вся мебель в ней дубовая. / Вот это стул — / На нем сидят. / Вот это стол — / За ним едят
— Так вам на филологический! — обрадовался он и кивнул. — Вон тот столик
В более широком смысле с дейксисом связывают и другие местоимения, в значение которых входит ссылка на участников акта речи. Так, неопределенные местоимения с префиксом кое- обычно относятся к объектам, неизвестным адресату сообщения, но известным говорящему; ср.:
О том, что я собираюсь рассказать, я имею очень скудные сведения, они позволяют лишь кое о чем догадываться, кое-что предполагать
а местоимения с постфиксом -то — к объектам, неизвестным говорящему; ср.:
Тут же кто-то ударил меня чем-то по голове, и, когда я вскочил, пришел в себя, сумки не было
Анафора представляет собой отсылку к объекту, упомянутому ранее; ср.:
Но у меня есть брат, он учится на втором курсе Консерватории
Быть знаменитым некрасиво. / Не это подымает ввысь
— Ведь подумать только, — гость, говоря, обернулся и продолжал: — выследить человека, зарезать, да еще узнать, сколько получил, да ухитриться вернуть деньги Каифе, и все это в одну ночь?
реже к тому, о чем говорится в последующем контексте; ср.:
Вот, даже в таком пустяке, как автомобили, сказывается в Америке конфликт поколений
Анафора не всегда заключается в замене одного наименования другим. Напр., с помощью местоимения другой выражается нетождественность данного объекта тем, о которых уже говорилось; ср.:
Он угощает меня чаем и вареньем из алычи, покупает сигареты, если я попрошу, и оказывает другие небольшие услуги
Благодаря наличию этих двух функций, местоимения играют в языке очень важную роль. На основе указательной функции осуществляется «перевод языка в речь» — соотнесение абстрактных единиц языка с объектами действительности, являющимися предметом речи. Предполагается, что к местоимениям восходят также и личные окончания глагола, а лицо глагола, наряду с глагольными категориями времени и наклонения, относится к категориям, выражающим отношение содержания высказывания к действительности. Что же касается отношений замещения, для выражения которых используются прежде всего местоимения, то они относятся к числу наиболее существенных показателей связности текста см.. Именно с этой функцией связано широкое использование местоимений в сложноподчиненных предложениях, где они служат либо соотносительными словами в главном предложении, либо союзными словами в придаточном; ср.:
Но все равно в моей памяти она остается такой, какой была тогда, в нашей далекой юности
У них были свои заботы, которые им казались важнее
С местоимениями связаны по происхождению многие сочинительные и подчинительные союзы: то… то, то ли… то ли, что, чем, потому что и др.
Автор
Автор очерка
Именны́е ча́сти ре́чи в исто́рии ру́сского языка́. Именные части речи, унаследованные древнерусским
В древнерусском языке к числу основных категорий имени существительного принадлежали категории рода, числа, падежа, лица / одушевленности. В распределении существительных по родам в древнерусском языке нет существенных отличий от современного состояния; имеются лишь отдельные расхождения, вызванные во многих случаях словообразовательными и грамматическими факторами. Напр., слова жар и жара когда-то были родовыми вариантами одного слова, образованными с помощью различных формантов основы — *о и *а; позднее они разошлись в значениях и стали двумя разными словами. Слово лебядь (совр. лебедь) в древних текстах функционирует как слово ж. рода, тогда как в современном — мужского. Еще у А. С. Пушкина находим это слово принадлежащим к ж. роду:
В системе склонения имен существительных в древнерусском языке произошли существенные изменения, которые начались еще в праславянском. Постепенно (вследствие фонетических изменений) изменился принцип распределения существительных по словоизменительным классам. Тип склонения теперь зависел не от гласного или согласного основы, а от рода существительного, что мы наблюдаем в основном и в современном языке. Это привело к сокращению типов склонения (вместо шести исходных типов праславянского языка образовалось три с определенным числом слов, не входящих полностью или частично в эти типы), к унификации падежных форм, появлению вариантных падежных словоформ. Еще в праславянском языке стало происходить совмещение склонений м. рода на *о и на *u в единое мужское склонение. Так, напр., в древнерусских памятниках при закономерной форме род. падежа сыну (от существительного сынъ, принадлежащего исконно к основам на *u) отмечается форма сына, возникшая под влиянием существительных с основой на *о (брата). В результате взаимодействия этих же типов склонения образовались вариантные падежные формы, которые сохранились в языке, потому что приобрели определенные оттенки значений: сахара (по основам *о) и сахару (по основам на *u) со значением части от целого у второй формы; на берегу, но о береге; в стоге и в стогу и т. п. Весьма существенным процессом была унификация флексий дат., тв. и местн. падежей всех родов и всех типов склонения в виде -ам, -ами, -ах (тв. падеж мн. числа: столами, селами, домами, женами). Произошло это по ряду причин, однако ведущей была тенденция к аналитизму (т. е. к выражению грамматического значения средствами контекста, а не самой формой слова), присутствующая и даже усиливающаяся со временем в грамматическом строе флективного древнерусского и современного русского языков.
Ко времени образования древнерусского языка из единого грамматического класса слов, нерасчлененно обозначавших предмет и его признак, уже выделились существительные как имена с предметным значением и прилагательные как имена с признаковым значением. Об этом свидетельствует существование кратких и полных форм прилагательных; первые продолжали склоняться как существительные, вторые имели особый (местоименный) тип склонения. Имена прилагательные в древнерусском языке, так же как и в современном, принадлежали к одному из трех разрядов — относительные, качественные, притяжательные. В сравнении с современным языком относительных прилагательных было больше. В ходе истории многие относительные прилагательные изменили свое значение, получили переносные значения и в этих значениях стали функционировать как качественные (ср. хрустальная чаша — хрустальный воздух, звук). Относительные и качественные прилагательные в меньшей степени были противопоставлены друг другу в грамматическом отношении: относительные, так же как и качественные, могли иметь краткую форму: и поставиша церковь древяну (и построили деревянную церковь). Краткие формы, как и полные, могли склоняться и употребляться в качестве определения (что видно из предыдущего примера). В ходе исторических изменений краткие формы потеряли функцию определения, закрепились в функции сказуемого и, как следствие этого, утратили склонение. Притяжательные прилагательные в древний период обладали большей активностью, чем в современном языке. Они образовывались с помощью суффиксов -ов (отцовъ домъ), -ин (Ользинъ сынъ), [-й] (Ярославль — первоначально: ‘город Ярослава’ — [в + й > вл’]; лисий, где суффикс -ий и нулевое окончание, ср. лисьего, где суффикс [-й] и окончание -его), -ьск (братьскыи, однако такие прилагательные в большинстве своем скоро вышли из разряда притяжательных). Особенностью притяжательных прилагательных было то, что они могли участвовать в выражении как субъектных, так и объектных отношений: ср.: Игорево войско (войско, принадлежащее Игорю) и Игорево пленение (пленение Игоря).
Краткие прилагательные с течением времени утратили склонение, а у полных оно существенно изменилось по сравнению с тем, что было в старославянском языке. Древнерусские падежные формы полных прилагательных не представляли собой соединение падежной формы краткого с соответствующей падежной формой указательного местоимения, как это было в старославянском языке (добра + его > добраего > добрааго > добраго); парадигма склонения полных прилагательных формировалась по образцу склонения местоимения тот (того, тому и т. д.): доброго, доброму и т. д. Однако формы, образованные по модели старославянского языка, неизменно присутствовали в памятниках церковно-книжного содержания (ср. у Пушкина церковнославянское окончание -ыя в форме род. падежа ж. рода: И жало мудрыя змеи…), а в некоторых падежах (напр., в род. падеже м., ср. рода, в им. падеже мн. числа ж. рода) сохранялись как литературная норма вплоть до ХХ в.: нет добраго человека, это новыя книги.
слова с числовым значением
в истории русского языка
В отличие от современного русского языка, где есть часть речи имя
что значит: «В 6576 году (по старому летоисчислению, которое велось от сотворения мира; что по новому летоисчислению, которое ведется от Рождества Христова, соответствует 1068 г.) … князь Глеб мерил море по льду от Тмутороканя (город, находившийся на Таманском полуострове) до Корчева (современный г. Керчь) 14000 саженей».
По составу и формам древние числовые слова значительно отличались от современных числительных. Напр., изменялись по родам не только слова один и два (ср. один, одна, одно; два, две), но и три и четыре (трье столи (стола), но три рыбы); числовые слова от одного до четырех согласовывались со словом, обозначающим предмет исчисления (ныне это свойство сохранило только числительное один: одной девочкой, к одному человеку); слова от пяти до девяти в им. и вин. падежах управляли этими словами, так как по происхождению сами были существительными; этим объясняются различия в форме существительных в современных сочетаниях с числительными: два, три, четыре стола, но пять, шесть и т. д. столов. Числовые слова два и оба изменялись по парадигме двойственного
Обозначения чисел от одиннадцати до девятнадцати первоначально представляли собой сочетания слов: один на десяте, два на десяте и т. д. Современные слова одиннадцать, двенадцать и т. п. образовались в результате слияния слов в этих сочетаниях и фонетического упрощения. Архаическая форма числительного двенадцать сохранилась в сочетании двунадесятые праздники (так называют 12 самых значительных праздников православной церкви). Составные числовые слова дъва десяте, три десяте, четыре десяте, пять десятъ и т. д. к ХV в. стали преобразовываться в формы двадцать, тридцать, пятьдесят и т. д. Вместо сочетания четыре десяте употребляли слово сорок, которое первоначально обозначало комплект для пошива шубы из 40 беличьих или куньих шкурок, зашитых в мешок — сороку (ср. совр. сорочка); шкурки выполняли функцию денежной единицы, а слово куна ‘куница’ стало названием денежной единицы в Древней Руси (оно сохранилось в современной Хорватии). Есть также мнение, что число 40 получило свое наименование под влиянием греч. (te)ssarakonta ‘число 40’. Числовое слово тысяча, родственное совр. нем. Tausend, возможно, было заимствовано в древности из какого-либо германского диалекта. Большие числовые меры передавались описательно с использованием метафоризации: тьма — 10 000 (ср. совр. разг. тьма народу), еще бо́льшие величины обозначались словами колода, ворон; употреблялись также заимствованные легионъ — 10 000 (ср. фразеологизм библейского происхождения имя им легион ‘очень много, несметное количество’), леодръ — 1 000 000.
Пример того, как возникали наименования дробных числовых единиц, можно увидеть в современном полтора, образовавшемся из полъ втора, где полъ — существительное ‘половина’, втора — род. падеж ед. числа краткой формы порядкового числового слова второй. Сходным образом образовывались и обозначения чисел, превышающих полный десяток на число 5 (начиная с 20): полътретья десяте гривнъ (Мстиславова грамота, ок. 1130 г.) — это ‘половина третьего десятка’, т. е. 25 гривен; Слоуживъшю емоу полъпятьдесятъ (т. е. 45) лѣтъ (Новгородская I летопись); И посѣчено отъ безбожного Мамая полътретья ста тысячь и три тысячи (т. е. 253 000) («Задонщина»).
Порядковые числовые слова с грамматической точки зрения не отличались от прилагательных, склонялись как прилагательные и первоначально имели полные и краткие формы, позднее утраченные.
Современная счетная система построена на основе десятеричной. Однако в фольклоре и фразеологическом фонде языка сохранились остатки иных счетных систем, которые были представлены во многих древних цивилизациях: троичная и девятеричная (3 х 3): в тридевятом царстве, тридесятом государстве, за тридевять земель; известна сакрализация числа 3 в христианстве: тричисленное число всему добру начало (Епифаний Премудрый); пятеричная: в сказке П. П. Ершова «Конек-горбунок» Иван просит за чудесных коней два-пять шапок серебра; семеричная: семь раз отмерь, один раз отрежь; у семи нянек дитя без глазу; семеро с ложкой, один с сошкой; пока баба с печи летела — семьдесят семь дум передумала; за семь верст киселя хлебать и т. п. В старых культурах числа могли иметь символические значения.
местоимения в истории русского языка
Древнерусский
Во-первых, в ходе истории изменился состав и формы тех или иных местоимений. Напр., личное местоимение 1-го лица имело две формы язъ и я, причем встречается еще и третья форма — азъ, заимствованная из старославянского
Во-вторых, изменилась сама организация системы местоимений. Так, в отличие от русского и других современных славянских языков праславянский и раннедревнерусский языки не имели специализированного личного местоимения 3-го лица. Для обозначения 3-го лица использовались различные указательные местоимения тъ—та—то, сь—си—се, онъ—она—оно, и—я—е: И прободоша Бориса, и слугу его, падша на немъ, бѣ бо се (=сь) любимъ Борисомь; бяше отрокъ сь родомь сынъ угърескъ («Повесть временных лет») ‘И проткнули (копьями) Бориса, и слугу его, упавшего на него, ибо он был любимцем Бориса; был отрок этот родом венгр’.
Здесь в значении 3-го лица использованы указательные местоимения и (на немъ) и сь (се), причем второе сь (отрокъ сь) употреблено уже как собственно указательное (‘этот’).
Со временем указательное местоимение и (его, ему и т. д.) перестало использоваться в им. падеже (видимо, вследствие совпадения с союзом и), утратило указательную функцию, было переосмыслено как местоимение 3-го лица и вместе с указательным местоимением онъ (ср. местоимение оный) составило новую (современную) парадигму: он, его, ему и т. д. Параллельно этому происходило вытеснение других указательных местоимений (сь, сего, сему… и тъ, того, тому…) из сферы обозначения 3-го лица. (Следы древнего указательного местоимения и, я, е обнаруживаются также в окончаниях современных полных прилагательных: еще в праславянский период они образовывались от кратких с помощью данных местоимений: добра + я = добрая.)
В праславянском языке существовала трехчленная подсистема указательных местоимений, которые обозначали различную степень близости / удаленности: сь (указание на ближайший к говорящему предмет), тъ (указание на несколько отдаленный предмет, но находящийся в поле зрения), онъ (указание на наиболее далекий предмет).
Уже в ранних древнерусских текстах эта подсистема отражена в несколько преобразованном виде; впоследствии она была модифицирована в двучленную: сь, сего и т. д. — тъ, того и т. д. После падения редуцированных гласных [ъ] и
Таким образом, основными событиями в истории местоимений были переход от двучленной подсистемы личных местоимений к трехчленной и переход от трехчленной подсистемы указательных местоимений к двучленной.
История русского яз...История грамматич...Именные части реч...
Именны́е ча́сти ре́чи в исто́рии ру́сского языка́. Именные части речи, унаследованные древнерусским
В древнерусском языке к числу основных категорий имени существительного принадлежали категории рода, числа, падежа, лица / одушевленности. В распределении существительных по родам в древнерусском языке нет существенных отличий от современного состояния; имеются лишь отдельные расхождения, вызванные во многих случаях словообразовательными и грамматическими факторами. Напр., слова жар и жара когда-то были родовыми вариантами одного слова, образованными с помощью различных формантов основы — *о и *а; позднее они разошлись в значениях и стали двумя разными словами. Слово лебядь (совр. лебедь) в древних текстах функционирует как слово ж. рода, тогда как в современном — мужского. Еще у А. С. Пушкина находим это слово принадлежащим к ж. роду:
В системе склонения имен существительных в древнерусском языке произошли существенные изменения, которые начались еще в праславянском. Постепенно (вследствие фонетических изменений) изменился принцип распределения существительных по словоизменительным классам. Тип склонения теперь зависел не от гласного или согласного основы, а от рода существительного, что мы наблюдаем в основном и в современном языке. Это привело к сокращению типов склонения (вместо шести исходных типов праславянского языка образовалось три с определенным числом слов, не входящих полностью или частично в эти типы), к унификации падежных форм, появлению вариантных падежных словоформ. Еще в праславянском языке стало происходить совмещение склонений м. рода на *о и на *u в единое мужское склонение. Так, напр., в древнерусских памятниках при закономерной форме род. падежа сыну (от существительного сынъ, принадлежащего исконно к основам на *u) отмечается форма сына, возникшая под влиянием существительных с основой на *о (брата). В результате взаимодействия этих же типов склонения образовались вариантные падежные формы, которые сохранились в языке, потому что приобрели определенные оттенки значений: сахара (по основам *о) и сахару (по основам на *u) со значением части от целого у второй формы; на берегу, но о береге; в стоге и в стогу и т. п. Весьма существенным процессом была унификация флексий дат., тв. и местн. падежей всех родов и всех типов склонения в виде -ам, -ами, -ах (тв. падеж мн. числа: столами, селами, домами, женами). Произошло это по ряду причин, однако ведущей была тенденция к аналитизму (т. е. к выражению грамматического значения средствами контекста, а не самой формой слова), присутствующая и даже усиливающаяся со временем в грамматическом строе флективного древнерусского и современного русского языков.
Ко времени образования древнерусского языка из единого грамматического класса слов, нерасчлененно обозначавших предмет и его признак, уже выделились существительные как имена с предметным значением и прилагательные как имена с признаковым значением. Об этом свидетельствует существование кратких и полных форм прилагательных; первые продолжали склоняться как существительные, вторые имели особый (местоименный) тип склонения. Имена прилагательные в древнерусском языке, так же как и в современном, принадлежали к одному из трех разрядов — относительные, качественные, притяжательные. В сравнении с современным языком относительных прилагательных было больше. В ходе истории многие относительные прилагательные изменили свое значение, получили переносные значения и в этих значениях стали функционировать как качественные (ср. хрустальная чаша — хрустальный воздух, звук). Относительные и качественные прилагательные в меньшей степени были противопоставлены друг другу в грамматическом отношении: относительные, так же как и качественные, могли иметь краткую форму: и поставиша церковь древяну (и построили деревянную церковь). Краткие формы, как и полные, могли склоняться и употребляться в качестве определения (что видно из предыдущего примера). В ходе исторических изменений краткие формы потеряли функцию определения, закрепились в функции сказуемого и, как следствие этого, утратили склонение. Притяжательные прилагательные в древний период обладали большей активностью, чем в современном языке. Они образовывались с помощью суффиксов -ов (отцовъ домъ), -ин (Ользинъ сынъ), [-й] (Ярославль — первоначально: ‘город Ярослава’ — [в + й > вл’]; лисий, где суффикс -ий и нулевое окончание, ср. лисьего, где суффикс [-й] и окончание -его), -ьск (братьскыи, однако такие прилагательные в большинстве своем скоро вышли из разряда притяжательных). Особенностью притяжательных прилагательных было то, что они могли участвовать в выражении как субъектных, так и объектных отношений: ср.: Игорево войско (войско, принадлежащее Игорю) и Игорево пленение (пленение Игоря).
Краткие прилагательные с течением времени утратили склонение, а у полных оно существенно изменилось по сравнению с тем, что было в старославянском языке. Древнерусские падежные формы полных прилагательных не представляли собой соединение падежной формы краткого с соответствующей падежной формой указательного местоимения, как это было в старославянском языке (добра + его > добраего > добрааго > добраго); парадигма склонения полных прилагательных формировалась по образцу склонения местоимения тот (того, тому и т. д.): доброго, доброму и т. д. Однако формы, образованные по модели старославянского языка, неизменно присутствовали в памятниках церковно-книжного содержания (ср. у Пушкина церковнославянское окончание -ыя в форме род. падежа ж. рода: И жало мудрыя змеи…), а в некоторых падежах (напр., в род. падеже м., ср. рода, в им. падеже мн. числа ж. рода) сохранялись как литературная норма вплоть до ХХ в.: нет добраго человека, это новыя книги.
слова с числовым значением
в истории русского языка
В отличие от современного русского языка, где есть часть речи имя
что значит: «В 6576 году (по старому летоисчислению, которое велось от сотворения мира; что по новому летоисчислению, которое ведется от Рождества Христова, соответствует 1068 г.) … князь Глеб мерил море по льду от Тмутороканя (город, находившийся на Таманском полуострове) до Корчева (современный г. Керчь) 14000 саженей».
По составу и формам древние числовые слова значительно отличались от современных числительных. Напр., изменялись по родам не только слова один и два (ср. один, одна, одно; два, две), но и три и четыре (трье столи (стола), но три рыбы); числовые слова от одного до четырех согласовывались со словом, обозначающим предмет исчисления (ныне это свойство сохранило только числительное один: одной девочкой, к одному человеку); слова от пяти до девяти в им. и вин. падежах управляли этими словами, так как по происхождению сами были существительными; этим объясняются различия в форме существительных в современных сочетаниях с числительными: два, три, четыре стола, но пять, шесть и т. д. столов. Числовые слова два и оба изменялись по парадигме двойственного
Обозначения чисел от одиннадцати до девятнадцати первоначально представляли собой сочетания слов: один на десяте, два на десяте и т. д. Современные слова одиннадцать, двенадцать и т. п. образовались в результате слияния слов в этих сочетаниях и фонетического упрощения. Архаическая форма числительного двенадцать сохранилась в сочетании двунадесятые праздники (так называют 12 самых значительных праздников православной церкви). Составные числовые слова дъва десяте, три десяте, четыре десяте, пять десятъ и т. д. к ХV в. стали преобразовываться в формы двадцать, тридцать, пятьдесят и т. д. Вместо сочетания четыре десяте употребляли слово сорок, которое первоначально обозначало комплект для пошива шубы из 40 беличьих или куньих шкурок, зашитых в мешок — сороку (ср. совр. сорочка); шкурки выполняли функцию денежной единицы, а слово куна ‘куница’ стало названием денежной единицы в Древней Руси (оно сохранилось в современной Хорватии). Есть также мнение, что число 40 получило свое наименование под влиянием греч. (te)ssarakonta ‘число 40’. Числовое слово тысяча, родственное совр. нем. Tausend, возможно, было заимствовано в древности из какого-либо германского диалекта. Большие числовые меры передавались описательно с использованием метафоризации: тьма — 10 000 (ср. совр. разг. тьма народу), еще бо́льшие величины обозначались словами колода, ворон; употреблялись также заимствованные легионъ — 10 000 (ср. фразеологизм библейского происхождения имя им легион ‘очень много, несметное количество’), леодръ — 1 000 000.
Пример того, как возникали наименования дробных числовых единиц, можно увидеть в современном полтора, образовавшемся из полъ втора, где полъ — существительное ‘половина’, втора — род. падеж ед. числа краткой формы порядкового числового слова второй. Сходным образом образовывались и обозначения чисел, превышающих полный десяток на число 5 (начиная с 20): полътретья десяте гривнъ (Мстиславова грамота, ок. 1130 г.) — это ‘половина третьего десятка’, т. е. 25 гривен; Слоуживъшю емоу полъпятьдесятъ (т. е. 45) лѣтъ (Новгородская I летопись); И посѣчено отъ безбожного Мамая полътретья ста тысячь и три тысячи (т. е. 253 000) («Задонщина»).
Порядковые числовые слова с грамматической точки зрения не отличались от прилагательных, склонялись как прилагательные и первоначально имели полные и краткие формы, позднее утраченные.
Современная счетная система построена на основе десятеричной. Однако в фольклоре и фразеологическом фонде языка сохранились остатки иных счетных систем, которые были представлены во многих древних цивилизациях: троичная и девятеричная (3 х 3): в тридевятом царстве, тридесятом государстве, за тридевять земель; известна сакрализация числа 3 в христианстве: тричисленное число всему добру начало (Епифаний Премудрый); пятеричная: в сказке П. П. Ершова «Конек-горбунок» Иван просит за чудесных коней два-пять шапок серебра; семеричная: семь раз отмерь, один раз отрежь; у семи нянек дитя без глазу; семеро с ложкой, один с сошкой; пока баба с печи летела — семьдесят семь дум передумала; за семь верст киселя хлебать и т. п. В старых культурах числа могли иметь символические значения.
местоимения в истории русского языка
Древнерусский
Во-первых, в ходе истории изменился состав и формы тех или иных местоимений. Напр., личное местоимение 1-го лица имело две формы язъ и я, причем встречается еще и третья форма — азъ, заимствованная из старославянского
Во-вторых, изменилась сама организация системы местоимений. Так, в отличие от русского и других современных славянских языков праславянский и раннедревнерусский языки не имели специализированного личного местоимения 3-го лица. Для обозначения 3-го лица использовались различные указательные местоимения тъ—та—то, сь—си—се, онъ—она—оно, и—я—е: И прободоша Бориса, и слугу его, падша на немъ, бѣ бо се (=сь) любимъ Борисомь; бяше отрокъ сь родомь сынъ угърескъ («Повесть временных лет») ‘И проткнули (копьями) Бориса, и слугу его, упавшего на него, ибо он был любимцем Бориса; был отрок этот родом венгр’.
Здесь в значении 3-го лица использованы указательные местоимения и (на немъ) и сь (се), причем второе сь (отрокъ сь) употреблено уже как собственно указательное (‘этот’).
Со временем указательное местоимение и (его, ему и т. д.) перестало использоваться в им. падеже (видимо, вследствие совпадения с союзом и), утратило указательную функцию, было переосмыслено как местоимение 3-го лица и вместе с указательным местоимением онъ (ср. местоимение оный) составило новую (современную) парадигму: он, его, ему и т. д. Параллельно этому происходило вытеснение других указательных местоимений (сь, сего, сему… и тъ, того, тому…) из сферы обозначения 3-го лица. (Следы древнего указательного местоимения и, я, е обнаруживаются также в окончаниях современных полных прилагательных: еще в праславянский период они образовывались от кратких с помощью данных местоимений: добра + я = добрая.)
В праславянском языке существовала трехчленная подсистема указательных местоимений, которые обозначали различную степень близости / удаленности: сь (указание на ближайший к говорящему предмет), тъ (указание на несколько отдаленный предмет, но находящийся в поле зрения), онъ (указание на наиболее далекий предмет).
Уже в ранних древнерусских текстах эта подсистема отражена в несколько преобразованном виде; впоследствии она была модифицирована в двучленную: сь, сего и т. д. — тъ, того и т. д. После падения редуцированных гласных [ъ] и
Таким образом, основными событиями в истории местоимений были переход от двучленной подсистемы личных местоимений к трехчленной и переход от трехчленной подсистемы указательных местоимений к двучленной.
Комментариев нет:
Отправить комментарий