ЕГЭ-сочинение по тексту Чиркова о возвращении домой

Красивый, поэтический текст Вадима Алексеевича Чиркова — русского писателя, журналиста и киносценариста — о невозможности вернуть утраченное детство. Автор поднимает проблему уходящего времени.

Чтобы прокомментировать эту проблему, можно взять следующие два примера из текста. Вначале своего поэтического описания нахлынувших воспоминаний Чирков говорит о радости возвращения домой, о чудесном преодолении времени. «Перелетев через Время; ступил в ожидании чуда - с замершим в груди восторгом, который всплеснется, как только увидишь нечто из прошлой жизни», - пишет автор.

Все больше ощущая чувство родины, Чирков видит и «поселок судоремонтного завода», и «серые бревенчатые стены домов», и наличники, и «березу у невысокого обелиска павшим в Отечественную войну...»

Второй пример-иллюстрация, важный для понимания проблемы уходящего времени, я бы назвал каруселью памяти. Эта метафора начинает собираться из воспоминаний детства с того момента, когда герой-рассказчик сказал своей тетке, что пойдет "на ту сторону". Когда герой обнял стог, «уткнувшись лицом в теплое и душистое сено», воспоминания детства — «запахи парного молока, и самой коровы, и сеновалов детства, где кувыркались, делали ходы, просто лежали, раскинув руки», «пышные букеты луговых цветов», «страшные истории...» — накрыли его: «Чувство восторга, поначалу только гнездившееся в груди, ширилось, нарастало, охватывало меня всего - и уже сами собой выговаривались какие-то слова, хотелось кричать, бегать...» - пишет автор. И тогда герой сначала услышал. А потом пошел на детские голоса и смех, звонки велосипедов или карусели. «Я сначала пошел к перелеску, потом побежал, потому что стало казаться, что звонки удаляются, велосипеды уезжают по мере того, как я приближался к ним», - пишет автор.

Если первый пример о радости преодоления времени, то второй пример (карусель памяти) о невозможности вернуться в детство, невозможности преодолеть время. На первый взгляд, эти примеры кажутся противопоставленными, однако, на самом деле, это две стороны одного чувства ностальгии. Об этом же, например, «Вишневый сад» Чехова: радость возвращения на родину и невозможность вернуть утраченную чистоту бытия неразрывно слиты.

Авторское отношение к проблеме преодоления времени можно сформулировать так: несмотря на то что, вернувшись на родину, можно почти физически ощутить детство, всё равно нельзя преодолеть время. «Я понял, что никогда не догоню этой веселой карусели, никогда не увижу ее. Она всегда уже будет от меня на расстоянии пятидесяти метров и лет, лет, лет...» - пишет Чирков.

Мне понятны чувства и мысли автора. Думаю, у Чехова этому настроению соответствует звук лопнувшей струны, отдаленный, точно с неба, замирающий и печальный…

375 слов

ИСХОДНЫЙ ТЕКСТ

    Я приехал на родину, где не был лет тридцать; ступил на эту землю, как, может быть, ступают куда-то, перелетев через Время; ступил в ожидании чуда - с замершим в груди восторгом, который всплеснется, как только увидишь нечто из прошлой жизни, нечто, не раз снившееся.
    Низенький поселок судоремонтного завода на левом берегу Вятки. Западный высокий и лесистый берег, который еще до наступления вечера накрывает огромной тенью и селение, и затон, и луга за ним... Серые бревенчатые стены домов, наличники... Ветерок треплет березу у невысокого обелиска павшим в Отечественную войну...
    Я сказал тетке, у которой гостил, что пойду "на ту сторону" - так назывались заливные по весне луга за затоном. Перешел затон по мостику и оказался среди колючих кустов ежевики. Потом, с горстью кислых, чернильно пачкающих ладонь ягод, пошагал по лугу, уставленному там и сям стожками сена.
    Солнце уже нависло над острыми верхушками елей на западном берегу, согревая последним теплом луг и стога сена. Неизвестно, что заставило меня подойти к стожку и обнять его, припасть к нему, уткнувшись лицом в теплое и душистое сено, но я сделал это и несколько минут стоял так, вдыхая неповторимый аромат высохших трав. Были в нем, кроме всего, и запахи парного молока, и самой коровы, и сеновалов детства, где кувыркались, делали ходы, просто лежали, раскинув руки...
    Луга здесь неровные, часто попадаются низинки. По весне, когда вода на реке спадает, они превращаются в озерца, полные мальков; озерца постепенно высыхают, подросшую рыбу можно тогда ловить даже корзинами.
Луга перемежаются дубнячками, где детвора военной поры собирала желуди для свиней, а то и для пекарен (желудевую муку добавляли к хлебу), и искала птичьи гнезда, среди них попадались и утиные - вот был подарок к бедному столу военных лет!
    А еще на этих лугах объедались черемухой, собирали дикий лук для домашних пирогов, полевую клубнику и землянику. Ягоды, естественно, съедались еще до дома, если только там не ждали младшие брат или сестра.
Здесь играли, зорили осиные гнезда, набирали пышные букеты луговых цветов - ромашек, ирисов, гвоздик, жгли костры, пекли картошку, рассказывали, когда темнота за спинами сгущалась все больше, страшные истории...
    Все это я и вспоминал, оглядывая луга и перелески, силясь отыскать хоть одно знакомое с дальних времен место. Я спускался в давно уже высохшие низинки, шарил в траве в поисках клубники, находил жесткий, отцветший уже лук - и все больше погружался в зеленое царство своего детства, щедро и навсегда наградившее меня любовью к деревьям, травам, цветам.
    Чувство восторга, поначалу только гнездившееся в груди, ширилось, нарастало, охватывало меня всего - и уже сами собой выговаривались какие-то слова, хотелось кричать, бегать...
    И вдруг я услышал из ближайшего перелеска впереди странные звуки. Звонки, детские голоса, смех. Там, в дубнячке, либо стояла карусель (откуда она здесь?), либо дети катались на велосипедах, изо всех сил звоня друг дружке, чтобы не столкнуться.
    Я остановился, прислушался. Так оно и есть - карусель или велосипеды. Какие-то веселые колокольчики. И детские голоса.
    Я сначала пошел к перелеску, потом побежал, потому что стало казаться, что звонки удаляются, велосипеды уезжают по мере того, как я приближался к ним.
    Дубрава оказалась безлюдной, и ничто не говорило в ней о том, что только что здесь были дети. Я пробежал ее всю и снова очутился на лугу - а звонки и голоса стали раздаваться уже из перелеска, что был метрах в пятидесяти.
    Мне во что бы то ни стало хотелось увидеть этих детей, и я быстро пересек не кошенный еще луг. Но и там, среди деревьев, не было ни одного человека. А детские голоса, чудесно переместившись, звенели из дубравы, маячившей впереди.
    Что это?! Кто заманивает меня в глубь лугов, не подпуская к себе ни на шаг? То ли просто не хотят, чтобы я увидел их, то ли так играют. То ли...
    Последнее предположение ошеломило меня. Я хотел было двинуться к очередной дубовой рощице, откуда снова доносились детские голоса и смех, но догадка остановила меня. Я понял, что никогда не догоню этой веселой карусели, никогда не увижу ее. Она всегда уже будет от меня на расстоянии пятидесяти метров и лет, лет, лет...