Страницы

Страницы

вторник, 9 марта 2021 г.

Местоимение как часть речи

Материал из ШЭСРЯ (Глазарий)

Местоиме́ние — самостоятельная часть речи, к которой относят слова типа ты, кто-нибудь, этот, такой, столько и др., характеризующиеся особым способом обозначения предметов, признаков или количеств. Они не называют их прямо, а либо указывают на них (Покажите мне эту книгу), либо отсылают к предшествующему или последующему упоминанию о них в тексте (Эта книга мне очень понравилась).

Указательную функцию местоимений называют также см. дейкти́ческой (или де́йксисом), а заместительную — см. анафори́ческой (или см. ана́форой). Заместительная функция отражена и в названии части речи: местоимение — буквальный перевод античных грамматических терминов: греч. antōnymia, лат. pronomen ‘вместо имени’.


Местоимения выделяются прежде всего на основе общности их значения, а по своим синтаксическим и морфологическим свойствам они в той или иной степени подобны словам других частей речи. Поэтому в установлении границ местоимения как части речи нет единства мнений, а наряду с термином «местоимение» используют также более широкое название — см. местоиме́нные слова. В этом случае имеется в виду «местоименный» тип лексического значения слова, а его грамматическая характеристика отходит на второй план.

В школьной практике к местоимениям относят слова трех грамматических разрядов:

1см. местоимения- существительные (я, ты, мы, себя, кто, что, кто-то, никто и др.),

2см. местоимения- прилагательные (мой, твой, этот, такой, какой-то, любой и др.) и

3см. местоимения- числительные (сколько, столько, несколько, нисколько и др.).

Их общей чертой является изменение по падежам — склонение в узком смысле слова (см. Склонение местоимений). При широком понимании местоимений в их состав включают также и неизменяемые местоименные наречия см.: где, куда, тогда, когда-то, никуда и др. Функционально они однотипны со склоняемыми местоимениями; ср. их параллельное употребление:

Для того, чтобы мои друзья смогли вести с вами конкретные разговоры, мы должны знать — как этому учили нас древние — кто? когда? сколько? с чьей помощью? во имя какой цели?

Ю. Семенов;

Нужно было переждать и выведать стороной, кто и куда едет, сколько партий, какие вожаки и т. д.

Д. Мамин-Сибиряк.

Местоименные разновидности отсутствуют только у глагола. По отношению к глаголам некоторые функции, свойственные местоимениям, выполняет сочетание что делать; ср.: Что ты сейчас делаешь? — Лежу (Ничего не делаю). По отношению к ожидаемой именной части сказуемого роль вопросительного слова может выполнять сочетание кто такой (что такое); ср.: —

…Дочь Дюпона, — начал он что-то рассказывать, но остановился, вспомнив об уровне аудитории. — Дюпон кто такой, знаете? — Ну этот самый, — растерялась женщина. — Дюпон — миллиардер, — жестко уточнил старик и добавил: — А против миллиардера миллионер считается нищим

Ф. Искандер.

Распределение местоимений по формально-грамматическим разрядам (местоимения-существительные, местоимения-прилагательные и т. д.) пересекается с их делением на разряды по значению, среди которых традиционно выделяются следующие:

1личные местоимения см.: я, ты, мы, вы, он, оно, она, они;

2возвратное местоимение см.: себя;

3притяжательные местоимения см.: мой, твой, наш, ваш, свой, его, ее, их;

4указательные местоимения см.: этот, тот, такой, столько и др.;

5вопросительные местоимения см.: кто, что, какой, который, чей, сколько и др.;

6относительные местоимения см., совпадающие по составу с вопросительными, но отличающиеся от них по своей роли в предложени;

7отрицательные местоимения см.: никто, ничто, никакой, ничей, нисколько, некого, нечего и др.;

8неопределенные местоимения см.: кто-то, кое-кто, некто, что-нибудь, какой-либо, несколько и др.;

9определительные местоимения см.: весь, каждый, любой, иной, другой, сам и др.

Центральное место среди них занимают, с одной стороны, личные местоимения, на которые опираются в своем значении возвратное и притяжательные местоимения, а с другой стороны — указательные и вопросительные местоимения, с которыми связаны местоимения остальных разрядов. Так, местоимение каждый означает примерно ‘и тот, и тот, и тот’, другой — ‘не тот’ или ‘не такой’, сам — ‘без помощи других’, весь — ‘и та часть, и та часть, и та часть’. Отрицательные и неопределенные местоимения связаны с вопросительными и в словообразовательном отношении; ср.: что — ничто — что-то. Учет такого рода связей необходим в тех случаях, когда местоимение совмещает несколько значений. Так, местоимение свой, сочетающее в себе значения возвратности и притяжательности, является в конечном счете притяжательным, а местоимение чей-то, сочетающее в себе значения притяжательности и неопределенности, — неопределенным.

В научной литературе выделяются и другие разряды местоимений, в частности см. взаимное местоимение друг друга, обозначающее ситуации с двумя или более участниками, каждый из которых является одновременно и действующим предметом (субъектом), и предметом, подвергающимся действию (объектом). Оно представляет собой сочетание, компоненты которого совпадают с формами слова друг, но исторически восходят (как и само слово друг) к неупотребляемым в настоящее время кратким формам местоимения другой. Местоимение друг друга склоняется (при этом по падежам изменяется только вторая часть сочетания), но — подобно возвратному местоимению себя — не имеет форм рода, числа и формы им. падежа. Предлог (при его наличии) обычно занимает положение перед второй частью сочетания:

И мы с ней [я и луна], теперь уже давно знакомые друг другу, подолгу глядели друг на друга, безответно и безмолвно чего-то друг от друга ожидая

И. Бунин.

Местоимения составляют замкнутую и почти не пополняемую группу слов с небольшим количеством корней, общих у разных разрядов местоимений (включая и местоименные наречия); ср.: кто, какой, куда, когда; тот, такой, туда, тогда; весь, всюду, всегда. Переход в местоимения (см. прономинализа́ция) наблюдается относительно редко (см. Переход слов из одних частей речи в другие).

Характерной особенностью местоимений является также наличие многочисленных нерегулярностей в склонении; ср. соотношение форм им. и род. падежей у следующих местоимений: я — меня, ты — тебя, мы — нас, он — его, этот — этого, кто — кого, что — чего, некий — некоего.

семантика местоимений

Общей чертой значения местоимений (местоименных слов) является то, что они содержат отсылку к речевой ситуации или контексту, в котором употреблены. Вследствие этого в местоимениях сочетаются противоречивые свойства: абстрактность и в то же время конкретность. Взятые сами по себе, значения, выражаемые местоимениями, как правило, характеризуются высокой степенью обобщенности. Слова такой или какой могут указывать на любой признак, а местоимение это может относиться к любым предметам или ситуациям. Вместе с тем в речи местоимения не способны служить отвлеченными наименованиями предметов или признаков. Слово это может использоваться только по отношению к какой-то конкретной ситуации или конкретному предмету; местоимение я указывает на того, кто произносит данное высказывание, и не может обозначать «говорящего вообще», а во фразе Держи ее! без знания условий, в которой она была употреблена, остается непонятным, кого (или что) имеет в виду говорящий, — ясно лишь, что речь идет об объекте, который может быть назван существительным ед. числа ж. рода.

В зависимости от того, за счет чего восполняется недостающая информация, различаются две основные разновидности употребления местоимений — де́йксис (указание) и см. ана́фора (замещение).

Дейксисом называют обозначение предмета, признака или ситуации через их отношение к различным характеристикам речевого акта: говорящему, адресату, времени и месту речи, что обобщенно определяют как «я — здесь — сейчас». Дейктическими являются прежде всего указательные местоимения; ср.:

Здесь у меня столовая. / Вся мебель в ней дубовая. / Вот это стул — / На нем сидят. / Вот это стол — / За ним едят

С. Маршак;

— Так вам на филологический! — обрадовался он и кивнул. — Вон тот столик

Ф. Искандер.

В более широком смысле с дейксисом связывают и другие местоимения, в значение которых входит ссылка на участников акта речи. Так, неопределенные местоимения с префиксом кое- обычно относятся к объектам, неизвестным адресату сообщения, но известным говорящему; ср.:

О том, что я собираюсь рассказать, я имею очень скудные сведения, они позволяют лишь кое о чем догадываться, кое-что предполагать

А. Рыбаков,

а местоимения с постфиксом -то — к объектам, неизвестным говорящему; ср.:

Тут же кто-то ударил меня чем-то по голове, и, когда я вскочил, пришел в себя, сумки не было

В. Шаламов.

Анафора представляет собой отсылку к объекту, упомянутому ранее; ср.:

Но у меня есть брат, он учится на втором курсе Консерватории

А. Алексин;

Быть знаменитым некрасиво. / Не это подымает ввысь

Б. Пастернак;

— Ведь подумать только, — гость, говоря, обернулся и продолжал: — выследить человека, зарезать, да еще узнать, сколько получил, да ухитриться вернуть деньги Каифе, и все это в одну ночь?

М. Булгаков;

реже к тому, о чем говорится в последующем контексте; ср.:

Вот, даже в таком пустяке, как автомобили, сказывается в Америке конфликт поколений

В. Аксенов.

Анафора не всегда заключается в замене одного наименования другим. Напр., с помощью местоимения другой выражается нетождественность данного объекта тем, о которых уже говорилось; ср.:

Он угощает меня чаем и вареньем из алычи, покупает сигареты, если я попрошу, и оказывает другие небольшие услуги

Ю. Трифонов.

Благодаря наличию этих двух функций, местоимения играют в языке очень важную роль. На основе указательной функции осуществляется «перевод языка в речь» — соотнесение абстрактных единиц языка с объектами действительности, являющимися предметом речи. Предполагается, что к местоимениям восходят также и личные окончания глагола, а лицо глагола, наряду с глагольными категориями времени и наклонения, относится к категориям, выражающим отношение содержания высказывания к действительности. Что же касается отношений замещения, для выражения которых используются прежде всего местоимения, то они относятся к числу наиболее существенных показателей связности текста см.. Именно с этой функцией связано широкое использование местоимений в сложноподчиненных предложениях, где они служат либо соотносительными словами в главном предложении, либо союзными словами в придаточном; ср.:

Но все равно в моей памяти она остается такой, какой была тогда, в нашей далекой юности

А. Рыбаков;

У них были свои заботы, которые им казались важнее

В. Войнович.

С местоимениями связаны по происхождению многие сочинительные и подчинительные союзы: то… то, то ли… то ли, что, чем, потому что и др.

Автор


Князев Ю. П.

Автор очерка


Князев Ю. П.


МорфологияМестоимение




Именны́е ча́сти ре́чи в исто́рии ру́сского языка́. Именные части речи, унаследованные древнерусским языком см. из праславянского см., — это имя существительное и имя прилагательное. Имя числительное, которое в современном языке также входит в корпус именных частей речи, в ранний древнерусский период еще не оформилось в самостоятельную часть речи (см. дополнительный очерк к данной статье: Слова с числовым значением в истории русского языка). Местоимение отчасти также соотносится с именными частями речи, поскольку его основной грамматической и коммуникативной функцией является функция замещения имени. Основными морфологическими категориями см., свойственными именным частям речи, являются категории рода, числа, падежа, хотя не все слова, принадлежащие к именным частям речи, обладают этими категориями.

В древнерусском языке к числу основных категорий имени существительного принадлежали категории рода, числа, падежа, лица / одушевленности. В распределении существительных по родам в древнерусском языке нет существенных отличий от современного состояния; имеются лишь отдельные расхождения, вызванные во многих случаях словообразовательными и грамматическими факторами. Напр., слова жар и жара когда-то были родовыми вариантами одного слова, образованными с помощью различных формантов основы — *о и *а; позднее они разошлись в значениях и стали двумя разными словами. Слово лебядь (совр. лебедь) в древних текстах функционирует как слово ж. рода, тогда как в современном — мужского. Еще у А. С. Пушкина находим это слово принадлежащим к ж. роду:

Глядь, поверх текучих вод / Лебедь белая плывет

А. Пушкин.

Колебания в роде в большей или меньшей степени свойственны языку на всех этапах его развития, но число их возрастает в периоды активного заимствования лексики из других языков, как это было, напр., в Петровскую эпоху со словами циркул (м. и ж. род), эполет и эполета и др. Основное изменение, которое претерпели именные части речи в отношении категории числа, — это потеря двойственного числа см., формирование классов слов со значением единичности (горох — горошина, трава — травинка), установление словообразовательных и грамматических признаков собирательных существительных (листва  суффикс -ва, воронье — суффикс [-й]) и связанный с этим выход некоторых словоформ из разряда собирательных; напр., собирательное госпо́да стало осмысляться как мн. господа́ (при единичном господин), что сопровождалось изменением места ударения. В древнерусском языке шло активное формирование категории лица / одушевленности у имен существительных (см. Одушевленные существительные в истории русского языка) и местоимений и как согласовательной категории — у прилагательных (ср. увидеть красивых людей — увидеть красивые предметы). В категории падежа происходила постепенная утрата звательной формы см..

В системе склонения имен существительных в древнерусском языке произошли существенные изменения, которые начались еще в праславянском. Постепенно (вследствие фонетических изменений) изменился принцип распределения существительных по словоизменительным классам. Тип склонения теперь зависел не от гласного или согласного основы, а от рода существительного, что мы наблюдаем в основном и в современном языке. Это привело к сокращению типов склонения (вместо шести исходных типов праславянского языка образовалось три с определенным числом слов, не входящих полностью или частично в эти типы), к унификации падежных форм, появлению вариантных падежных словоформ. Еще в праславянском языке стало происходить совмещение склонений м. рода на *о и на *u в единое мужское склонение. Так, напр., в древнерусских памятниках при закономерной форме род. падежа сыну (от существительного сынъ, принадлежащего исконно к основам на *u) отмечается форма сына, возникшая под влиянием существительных с основой на *о (брата). В результате взаимодействия этих же типов склонения образовались вариантные падежные формы, которые сохранились в языке, потому что приобрели определенные оттенки значений: сахара (по основам *о) и сахару (по основам на *u) со значением части от целого у второй формы; на берегу, но о берегев стоге и в стогу и т. п. Весьма существенным процессом была унификация флексий дат., тв. и местн. падежей всех родов и всех типов склонения в виде -ам, -ами, -ах (тв. падеж мн. числа: столами, селами, домами, женами). Произошло это по ряду причин, однако ведущей была тенденция к аналитизму (т. е. к выражению грамматического значения средствами контекста, а не самой формой слова), присутствующая и даже усиливающаяся со временем в грамматическом строе флективного древнерусского и современного русского языков.

Ко времени образования древнерусского языка из единого грамматического класса слов, нерасчлененно обозначавших предмет и его признак, уже выделились существительные как имена с предметным значением и прилагательные как имена с признаковым значением. Об этом свидетельствует существование кратких и полных форм прилагательных; первые продолжали склоняться как существительные, вторые имели особый (местоименный) тип склонения. Имена прилагательные в древнерусском языке, так же как и в современном, принадлежали к одному из трех разрядов — относительные, качественные, притяжательные. В сравнении с современным языком относительных прилагательных было больше. В ходе истории многие относительные прилагательные изменили свое значение, получили переносные значения и в этих значениях стали функционировать как качественные (ср. хрустальная чаша — хрустальный воздух, звук). Относительные и качественные прилагательные в меньшей степени были противопоставлены друг другу в грамматическом отношении: относительные, так же как и качественные, могли иметь краткую форму: и поставиша церковь древяну (и построили деревянную церковь). Краткие формы, как и полные, могли склоняться и употребляться в качестве определения (что видно из предыдущего примера). В ходе исторических изменений краткие формы потеряли функцию определения, закрепились в функции сказуемого и, как следствие этого, утратили склонение. Притяжательные прилагательные в древний период обладали большей активностью, чем в современном языке. Они образовывались с помощью суффиксов -ов (отцовъ домъ), -ин (Ользинъ сынъ), [-й] (Ярославль — первоначально: ‘город Ярослава’ — [в й вл’]; лисий, где суффикс -ий и нулевое окончание, ср. лисьего, где суффикс [-й] и окончание -его), -ьск (братьскыи, однако такие прилагательные в большинстве своем скоро вышли из разряда притяжательных). Особенностью притяжательных прилагательных было то, что они могли участвовать в выражении как субъектных, так и объектных отношений: ср.: Игорево войско (войско, принадлежащее Игорю) и Игорево пленение (пленение Игоря).

Краткие прилагательные с течением времени утратили склонение, а у полных оно существенно изменилось по сравнению с тем, что было в старославянском языке. Древнерусские падежные формы полных прилагательных не представляли собой соединение падежной формы краткого с соответствующей падежной формой указательного местоимения, как это было в старославянском языке (добра + его > добраего > добрааго > добраго); парадигма склонения полных прилагательных формировалась по образцу склонения местоимения тот (того, тому и т. д.): доброго, доброму и т. д. Однако формы, образованные по модели старославянского языка, неизменно присутствовали в памятниках церковно-книжного содержания (ср. у Пушкина церковнославянское окончание -ыя в форме род. падежа ж. рода: И жало мудрыя змеи…), а в некоторых падежах (напр., в род. падеже м., ср. рода, в им. падеже мн. числа ж. рода) сохранялись как литературная норма вплоть до ХХ в.: нет добраго человекаэто новыя книги.

слова с числовым значением
в истории русского языка

В отличие от современного русского языка, где есть часть речи имя числительное см., числовые слова, т. е. слова, обозначающие названия чисел, в древнерусском языке не представляли собой сформировавшегося грамматического класса, поскольку в раннем коллективном сознании не было абстрактного понятия числа: измерение величин носило конкретный характер (напр., числительное пять этимологически связано со словом пясть ‘кисть руки’), и числовые слова имели большое разнообразие грамматических форм (формального единства в полной мере нет у числительных и в современном языке). Изучение истории этой группы слов представляет затруднения, поскольку в древних памятниках не использовались арабские или римские цифры и названия чисел сравнительно редко писались словами — обычно число изображалось буквами кириллицы см. или глаголицы см. (см. Цифирь). Напр., в знаменитой Тмутараканской надписи 1068 г., которая высечена на камне и хранится в Эрмитаже, дата и числа передаются следующим образом:

Тмутараканская надпись

что значит: «В 6576 году (по старому летоисчислению, которое велось от сотворения мира; что по новому летоисчислению, которое ведется от Рождества Христова, соответствует 1068 г.) … князь Глеб мерил море по льду от Тмутороканя (город, находившийся на Таманском полуострове) до Корчева (современный г. Керчь) 14000 саженей».

По составу и формам древние числовые слова значительно отличались от современных числительных. Напр., изменялись по родам не только слова один и два (ср. один, одна, одно; два, две), но и три и четыре (трье столи (стола), но три рыбы); числовые слова от одного до четырех согласовывались со словом, обозначающим предмет исчисления (ныне это свойство сохранило только числительное одинодной девочкой, к одному человеку); слова от пяти до девяти в им. и вин. падежах управляли этими словами, так как по происхождению сами были существительными; этим объясняются различия в форме существительных в современных сочетаниях с числительными: два, три, четыре стола, но пять, шесть и т. д. столов. Числовые слова два и оба изменялись по парадигме двойственного числа см., слова от пяти до десяти склонялись как имена существительные. Числовое слово десять имело форму мн. числа.

Обозначения чисел от одиннадцати до девятнадцати первоначально представляли собой сочетания слов: один на десяте, два на десяте и т. д. Современные слова одиннадцать, двенадцать и т. п. образовались в результате слияния слов в этих сочетаниях и фонетического упрощения. Архаическая форма числительного двенадцать сохранилась в сочетании двунадесятые праздники (так называют 12 самых значительных праздников православной церкви). Составные числовые слова дъва десяте, три десяте, четыре десяте, пять десятъ и т. д. к ХV в. стали преобразовываться в формы двадцать, тридцать, пятьдесят и т. д. Вместо сочетания четыре десяте употребляли слово сорок, которое первоначально обозначало комплект для пошива шубы из 40 беличьих или куньих шкурок, зашитых в мешок — сороку (ср. совр. сорочка); шкурки выполняли функцию денежной единицы, а слово куна ‘куница’ стало названием денежной единицы в Древней Руси (оно сохранилось в современной Хорватии). Есть также мнение, что число 40 получило свое наименование под влиянием греч. (te)ssarakonta ‘число 40’. Числовое слово тысяча, родственное совр. нем. Tausend, возможно, было заимствовано в древности из какого-либо германского диалекта. Большие числовые меры передавались описательно с использованием метафоризации: тьма — 10 000 (ср. совр. разг. тьма народу), еще бо́льшие величины обозначались словами колода, ворон; употреблялись также заимствованные легионъ — 10 000 (ср. фразеологизм библейского происхождения имя им легион ‘очень много, несметное количество’), леодръ — 1 000 000.

Пример того, как возникали наименования дробных числовых единиц, можно увидеть в современном полтора, образовавшемся из полъ втора, где полъ — существительное ‘половина’, втора — род. падеж ед. числа краткой формы порядкового числового слова второй. Сходным образом образовывались и обозначения чисел, превышающих полный десяток на число 5 (начиная с 20): полътретья десяте гривнъ (Мстиславова грамота, ок. 1130 г.) — это ‘половина третьего десятка’, т. е. 25 гривен; Слоуживъшю емоу полъпятьдесятъ (т. е. 45) лѣтъ (Новгородская I летопись); И посѣчено отъ безбожного Мамая полътретья ста тысячь и три тысячи (т. е. 253 000) («Задонщина»).

Порядковые числовые слова с грамматической точки зрения не отличались от прилагательных, склонялись как прилагательные и первоначально имели полные и краткие формы, позднее утраченные.

Современная счетная система построена на основе десятеричной. Однако в фольклоре и фразеологическом фонде языка сохранились остатки иных счетных систем, которые были представлены во многих древних цивилизациях: троичная и девятеричная (3 х 3): в тридевятом царстве, тридесятом государстве, за тридевять земель; известна сакрализация числа 3 в христианстве: тричисленное число всему добру начало (Епифаний Премудрый); пятеричная: в сказке П. П. Ершова «Конек-горбунок» Иван просит за чудесных коней два-пять шапок серебра; семеричная: семь раз отмерь, один раз отрежь; у семи нянек дитя без глазу; семеро с ложкой, один с сошкой; пока баба с печи летела — семьдесят семь дум передумала; за семь верст киселя хлебать и т. п. В старых культурах числа могли иметь символические значения.

местоимения в истории русского языка

Древнерусский язык см. унаследовал из праславянского языка см. систему местоимений, которая значительно отличалась от того, что мы наблюдаем в современном русском языке.

Во-первых, в ходе истории изменился состав и формы тех или иных местоимений. Напр., личное местоимение 1-го лица имело две формы язъ и я, причем встречается еще и третья форма — азъ, заимствованная из старославянского языка см.. Форма язъ имеет индоевропейские истоки и, видимо, восходит к слову-предложению *e g’o eme, что значило приблизительно ‘вот я!’ (типологически соответствует англ. It’s me!). Яркой, восходящей к индоевропейской древности особенностью древнерусской системы местоимений было различение параллельных ударных и безударных форм личных и возвратного местоимений: в дат. падеже мънѣ — митебѣ (тобѣ) — тинамъ — нывамъ — высебѣ (собѣ) — си; в вин. падеже мене — мятебе — тясебе — сянасъ — нывасъ — вы (первые члены этих пар вин. падежа являются исконными формами род. падежа). Вторая форма каждой из приведенных пар была безударной, т. е. выступала в качестве клитики (см. Ударение), причем основными формами были именно безударные; ср.: сынъ ти ся кланяеть (Ипатьевская летопись) ‘сын (твой) тебе кланяется’. Место клитик в древнерусском предложении определялось строгими правилами, которые в ходе истории были утрачены вместе с самими клитиками, за одним исключением: бывшая безударная форма вин. падежа ся теперь оформляет возвратные глаголы см.начати ся > начаться.

Во-вторых, изменилась сама организация системы местоимений. Так, в отличие от русского и других современных славянских языков праславянский и раннедревнерусский языки не имели специализированного личного местоимения 3-го лица. Для обозначения 3-го лица использовались различные указательные местоимения тътатосьсисеонъонаоноияеИ прободоша Бориса, и слугу его, падша на немъ, бѣ бо се (=сь) любимъ Борисомь; бяше отрокъ сь родомь сынъ угърескъ («Повесть временных лет») ‘И проткнули (копьями) Бориса, и слугу его, упавшего на него, ибо он был любимцем Бориса; был отрок этот родом венгр’.

Здесь в значении 3-го лица использованы указательные местоимения и (на немъ) и сь (се), причем второе сь (отрокъ сь) употреблено уже как собственно указательное (‘этот’).

Со временем указательное местоимение и (егоему и т. д.) перестало использоваться в им. падеже (видимо, вследствие совпадения с союзом и), утратило указательную функцию, было переосмыслено как местоимение 3-го лица и вместе с указательным местоимением онъ (ср. местоимение оный) составило новую (современную) парадигму: онегоему и т. д. Параллельно этому происходило вытеснение других указательных местоимений (сьсего, сему… и тътого, тому…) из сферы обозначения 3-го лица. (Следы древнего указательного местоимения ияе обнаруживаются также в окончаниях современных полных прилагательных: еще в праславянский период они образовывались от кратких с помощью данных местоимений: добра + я = добрая.)

В праславянском языке существовала трехчленная подсистема указательных местоимений, которые обозначали различную степень близости / удаленности: сь (указание на ближайший к говорящему предмет), тъ (указание на несколько отдаленный предмет, но находящийся в поле зрения), онъ (указание на наиболее далекий предмет).

Уже в ранних древнерусских текстах эта подсистема отражена в несколько преобразованном виде; впоследствии она была модифицирована в двучленную: сьсего и т. д. — тътого и т. д. После падения редуцированных гласных [ъ] и [ь] см. возникли новые формы тот и сейсиясие. Современное указательное местоимение этот, противопоставленное местоимению тот, еще более позднего происхождения: оно, видимо, появилось в XVII в. в результате присоединения указательной частицы э к местоимению тот.

Таким образом, основными событиями в истории местоимений были переход от двучленной подсистемы личных местоимений к трехчленной и переход от трехчленной подсистемы указательных местоимений к двучленной.

Автор

Демидов Д. Г.

Авторы очерков

Попов М. Б.Черепанова О. А.

Где я?

История русского яз...История грамматич...Именные части реч...



Именны́е ча́сти ре́чи в исто́рии ру́сского языка́. Именные части речи, унаследованные древнерусским языком см. из праславянского см., — это имя существительное и имя прилагательное. Имя числительное, которое в современном языке также входит в корпус именных частей речи, в ранний древнерусский период еще не оформилось в самостоятельную часть речи (см. дополнительный очерк к данной статье: Слова с числовым значением в истории русского языка). Местоимение отчасти также соотносится с именными частями речи, поскольку его основной грамматической и коммуникативной функцией является функция замещения имени. Основными морфологическими категориями см., свойственными именным частям речи, являются категории рода, числа, падежа, хотя не все слова, принадлежащие к именным частям речи, обладают этими категориями.

В древнерусском языке к числу основных категорий имени существительного принадлежали категории рода, числа, падежа, лица / одушевленности. В распределении существительных по родам в древнерусском языке нет существенных отличий от современного состояния; имеются лишь отдельные расхождения, вызванные во многих случаях словообразовательными и грамматическими факторами. Напр., слова жар и жара когда-то были родовыми вариантами одного слова, образованными с помощью различных формантов основы — *о и *а; позднее они разошлись в значениях и стали двумя разными словами. Слово лебядь (совр. лебедь) в древних текстах функционирует как слово ж. рода, тогда как в современном — мужского. Еще у А. С. Пушкина находим это слово принадлежащим к ж. роду:

Глядь, поверх текучих вод / Лебедь белая плывет

А. Пушкин.

Колебания в роде в большей или меньшей степени свойственны языку на всех этапах его развития, но число их возрастает в периоды активного заимствования лексики из других языков, как это было, напр., в Петровскую эпоху со словами циркул (м. и ж. род), эполет и эполета и др. Основное изменение, которое претерпели именные части речи в отношении категории числа, — это потеря двойственного числа см., формирование классов слов со значением единичности (горох — горошина, трава — травинка), установление словообразовательных и грамматических признаков собирательных существительных (листва  суффикс -ва, воронье — суффикс [-й]) и связанный с этим выход некоторых словоформ из разряда собирательных; напр., собирательное госпо́да стало осмысляться как мн. господа́ (при единичном господин), что сопровождалось изменением места ударения. В древнерусском языке шло активное формирование категории лица / одушевленности у имен существительных (см. Одушевленные существительные в истории русского языка) и местоимений и как согласовательной категории — у прилагательных (ср. увидеть красивых людей — увидеть красивые предметы). В категории падежа происходила постепенная утрата звательной формы см..

В системе склонения имен существительных в древнерусском языке произошли существенные изменения, которые начались еще в праславянском. Постепенно (вследствие фонетических изменений) изменился принцип распределения существительных по словоизменительным классам. Тип склонения теперь зависел не от гласного или согласного основы, а от рода существительного, что мы наблюдаем в основном и в современном языке. Это привело к сокращению типов склонения (вместо шести исходных типов праславянского языка образовалось три с определенным числом слов, не входящих полностью или частично в эти типы), к унификации падежных форм, появлению вариантных падежных словоформ. Еще в праславянском языке стало происходить совмещение склонений м. рода на *о и на *u в единое мужское склонение. Так, напр., в древнерусских памятниках при закономерной форме род. падежа сыну (от существительного сынъ, принадлежащего исконно к основам на *u) отмечается форма сына, возникшая под влиянием существительных с основой на *о (брата). В результате взаимодействия этих же типов склонения образовались вариантные падежные формы, которые сохранились в языке, потому что приобрели определенные оттенки значений: сахара (по основам *о) и сахару (по основам на *u) со значением части от целого у второй формы; на берегу, но о берегев стоге и в стогу и т. п. Весьма существенным процессом была унификация флексий дат., тв. и местн. падежей всех родов и всех типов склонения в виде -ам, -ами, -ах (тв. падеж мн. числа: столами, селами, домами, женами). Произошло это по ряду причин, однако ведущей была тенденция к аналитизму (т. е. к выражению грамматического значения средствами контекста, а не самой формой слова), присутствующая и даже усиливающаяся со временем в грамматическом строе флективного древнерусского и современного русского языков.

Ко времени образования древнерусского языка из единого грамматического класса слов, нерасчлененно обозначавших предмет и его признак, уже выделились существительные как имена с предметным значением и прилагательные как имена с признаковым значением. Об этом свидетельствует существование кратких и полных форм прилагательных; первые продолжали склоняться как существительные, вторые имели особый (местоименный) тип склонения. Имена прилагательные в древнерусском языке, так же как и в современном, принадлежали к одному из трех разрядов — относительные, качественные, притяжательные. В сравнении с современным языком относительных прилагательных было больше. В ходе истории многие относительные прилагательные изменили свое значение, получили переносные значения и в этих значениях стали функционировать как качественные (ср. хрустальная чаша — хрустальный воздух, звук). Относительные и качественные прилагательные в меньшей степени были противопоставлены друг другу в грамматическом отношении: относительные, так же как и качественные, могли иметь краткую форму: и поставиша церковь древяну (и построили деревянную церковь). Краткие формы, как и полные, могли склоняться и употребляться в качестве определения (что видно из предыдущего примера). В ходе исторических изменений краткие формы потеряли функцию определения, закрепились в функции сказуемого и, как следствие этого, утратили склонение. Притяжательные прилагательные в древний период обладали большей активностью, чем в современном языке. Они образовывались с помощью суффиксов -ов (отцовъ домъ), -ин (Ользинъ сынъ), [-й] (Ярославль — первоначально: ‘город Ярослава’ — [в й вл’]; лисий, где суффикс -ий и нулевое окончание, ср. лисьего, где суффикс [-й] и окончание -его), -ьск (братьскыи, однако такие прилагательные в большинстве своем скоро вышли из разряда притяжательных). Особенностью притяжательных прилагательных было то, что они могли участвовать в выражении как субъектных, так и объектных отношений: ср.: Игорево войско (войско, принадлежащее Игорю) и Игорево пленение (пленение Игоря).

Краткие прилагательные с течением времени утратили склонение, а у полных оно существенно изменилось по сравнению с тем, что было в старославянском языке. Древнерусские падежные формы полных прилагательных не представляли собой соединение падежной формы краткого с соответствующей падежной формой указательного местоимения, как это было в старославянском языке (добра + его > добраего > добрааго > добраго); парадигма склонения полных прилагательных формировалась по образцу склонения местоимения тот (того, тому и т. д.): доброго, доброму и т. д. Однако формы, образованные по модели старославянского языка, неизменно присутствовали в памятниках церковно-книжного содержания (ср. у Пушкина церковнославянское окончание -ыя в форме род. падежа ж. рода: И жало мудрыя змеи…), а в некоторых падежах (напр., в род. падеже м., ср. рода, в им. падеже мн. числа ж. рода) сохранялись как литературная норма вплоть до ХХ в.: нет добраго человекаэто новыя книги.

слова с числовым значением
в истории русского языка

В отличие от современного русского языка, где есть часть речи имя числительное см., числовые слова, т. е. слова, обозначающие названия чисел, в древнерусском языке не представляли собой сформировавшегося грамматического класса, поскольку в раннем коллективном сознании не было абстрактного понятия числа: измерение величин носило конкретный характер (напр., числительное пять этимологически связано со словом пясть ‘кисть руки’), и числовые слова имели большое разнообразие грамматических форм (формального единства в полной мере нет у числительных и в современном языке). Изучение истории этой группы слов представляет затруднения, поскольку в древних памятниках не использовались арабские или римские цифры и названия чисел сравнительно редко писались словами — обычно число изображалось буквами кириллицы см. или глаголицы см. (см. Цифирь). Напр., в знаменитой Тмутараканской надписи 1068 г., которая высечена на камне и хранится в Эрмитаже, дата и числа передаются следующим образом:

Тмутараканская надпись

что значит: «В 6576 году (по старому летоисчислению, которое велось от сотворения мира; что по новому летоисчислению, которое ведется от Рождества Христова, соответствует 1068 г.) … князь Глеб мерил море по льду от Тмутороканя (город, находившийся на Таманском полуострове) до Корчева (современный г. Керчь) 14000 саженей».

По составу и формам древние числовые слова значительно отличались от современных числительных. Напр., изменялись по родам не только слова один и два (ср. один, одна, одно; два, две), но и три и четыре (трье столи (стола), но три рыбы); числовые слова от одного до четырех согласовывались со словом, обозначающим предмет исчисления (ныне это свойство сохранило только числительное одинодной девочкой, к одному человеку); слова от пяти до девяти в им. и вин. падежах управляли этими словами, так как по происхождению сами были существительными; этим объясняются различия в форме существительных в современных сочетаниях с числительными: два, три, четыре стола, но пять, шесть и т. д. столов. Числовые слова два и оба изменялись по парадигме двойственного числа см., слова от пяти до десяти склонялись как имена существительные. Числовое слово десять имело форму мн. числа.

Обозначения чисел от одиннадцати до девятнадцати первоначально представляли собой сочетания слов: один на десяте, два на десяте и т. д. Современные слова одиннадцать, двенадцать и т. п. образовались в результате слияния слов в этих сочетаниях и фонетического упрощения. Архаическая форма числительного двенадцать сохранилась в сочетании двунадесятые праздники (так называют 12 самых значительных праздников православной церкви). Составные числовые слова дъва десяте, три десяте, четыре десяте, пять десятъ и т. д. к ХV в. стали преобразовываться в формы двадцать, тридцать, пятьдесят и т. д. Вместо сочетания четыре десяте употребляли слово сорок, которое первоначально обозначало комплект для пошива шубы из 40 беличьих или куньих шкурок, зашитых в мешок — сороку (ср. совр. сорочка); шкурки выполняли функцию денежной единицы, а слово куна ‘куница’ стало названием денежной единицы в Древней Руси (оно сохранилось в современной Хорватии). Есть также мнение, что число 40 получило свое наименование под влиянием греч. (te)ssarakonta ‘число 40’. Числовое слово тысяча, родственное совр. нем. Tausend, возможно, было заимствовано в древности из какого-либо германского диалекта. Большие числовые меры передавались описательно с использованием метафоризации: тьма — 10 000 (ср. совр. разг. тьма народу), еще бо́льшие величины обозначались словами колода, ворон; употреблялись также заимствованные легионъ — 10 000 (ср. фразеологизм библейского происхождения имя им легион ‘очень много, несметное количество’), леодръ — 1 000 000.

Пример того, как возникали наименования дробных числовых единиц, можно увидеть в современном полтора, образовавшемся из полъ втора, где полъ — существительное ‘половина’, втора — род. падеж ед. числа краткой формы порядкового числового слова второй. Сходным образом образовывались и обозначения чисел, превышающих полный десяток на число 5 (начиная с 20): полътретья десяте гривнъ (Мстиславова грамота, ок. 1130 г.) — это ‘половина третьего десятка’, т. е. 25 гривен; Слоуживъшю емоу полъпятьдесятъ (т. е. 45) лѣтъ (Новгородская I летопись); И посѣчено отъ безбожного Мамая полътретья ста тысячь и три тысячи (т. е. 253 000) («Задонщина»).

Порядковые числовые слова с грамматической точки зрения не отличались от прилагательных, склонялись как прилагательные и первоначально имели полные и краткие формы, позднее утраченные.

Современная счетная система построена на основе десятеричной. Однако в фольклоре и фразеологическом фонде языка сохранились остатки иных счетных систем, которые были представлены во многих древних цивилизациях: троичная и девятеричная (3 х 3): в тридевятом царстве, тридесятом государстве, за тридевять земель; известна сакрализация числа 3 в христианстве: тричисленное число всему добру начало (Епифаний Премудрый); пятеричная: в сказке П. П. Ершова «Конек-горбунок» Иван просит за чудесных коней два-пять шапок серебра; семеричная: семь раз отмерь, один раз отрежь; у семи нянек дитя без глазу; семеро с ложкой, один с сошкой; пока баба с печи летела — семьдесят семь дум передумала; за семь верст киселя хлебать и т. п. В старых культурах числа могли иметь символические значения.

местоимения в истории русского языка

Древнерусский язык см. унаследовал из праславянского языка см. систему местоимений, которая значительно отличалась от того, что мы наблюдаем в современном русском языке.

Во-первых, в ходе истории изменился состав и формы тех или иных местоимений. Напр., личное местоимение 1-го лица имело две формы язъ и я, причем встречается еще и третья форма — азъ, заимствованная из старославянского языка см.. Форма язъ имеет индоевропейские истоки и, видимо, восходит к слову-предложению *e g’o eme, что значило приблизительно ‘вот я!’ (типологически соответствует англ. It’s me!). Яркой, восходящей к индоевропейской древности особенностью древнерусской системы местоимений было различение параллельных ударных и безударных форм личных и возвратного местоимений: в дат. падеже мънѣ — митебѣ (тобѣ) — тинамъ — нывамъ — высебѣ (собѣ) — си; в вин. падеже мене — мятебе — тясебе — сянасъ — нывасъ — вы (первые члены этих пар вин. падежа являются исконными формами род. падежа). Вторая форма каждой из приведенных пар была безударной, т. е. выступала в качестве клитики (см. Ударение), причем основными формами были именно безударные; ср.: сынъ ти ся кланяеть (Ипатьевская летопись) ‘сын (твой) тебе кланяется’. Место клитик в древнерусском предложении определялось строгими правилами, которые в ходе истории были утрачены вместе с самими клитиками, за одним исключением: бывшая безударная форма вин. падежа ся теперь оформляет возвратные глаголы см.начати ся > начаться.

Во-вторых, изменилась сама организация системы местоимений. Так, в отличие от русского и других современных славянских языков праславянский и раннедревнерусский языки не имели специализированного личного местоимения 3-го лица. Для обозначения 3-го лица использовались различные указательные местоимения тътатосьсисеонъонаоноияеИ прободоша Бориса, и слугу его, падша на немъ, бѣ бо се (=сь) любимъ Борисомь; бяше отрокъ сь родомь сынъ угърескъ («Повесть временных лет») ‘И проткнули (копьями) Бориса, и слугу его, упавшего на него, ибо он был любимцем Бориса; был отрок этот родом венгр’.

Здесь в значении 3-го лица использованы указательные местоимения и (на немъ) и сь (се), причем второе сь (отрокъ сь) употреблено уже как собственно указательное (‘этот’).

Со временем указательное местоимение и (егоему и т. д.) перестало использоваться в им. падеже (видимо, вследствие совпадения с союзом и), утратило указательную функцию, было переосмыслено как местоимение 3-го лица и вместе с указательным местоимением онъ (ср. местоимение оный) составило новую (современную) парадигму: онегоему и т. д. Параллельно этому происходило вытеснение других указательных местоимений (сьсего, сему… и тътого, тому…) из сферы обозначения 3-го лица. (Следы древнего указательного местоимения ияе обнаруживаются также в окончаниях современных полных прилагательных: еще в праславянский период они образовывались от кратких с помощью данных местоимений: добра + я = добрая.)

В праславянском языке существовала трехчленная подсистема указательных местоимений, которые обозначали различную степень близости / удаленности: сь (указание на ближайший к говорящему предмет), тъ (указание на несколько отдаленный предмет, но находящийся в поле зрения), онъ (указание на наиболее далекий предмет).

Уже в ранних древнерусских текстах эта подсистема отражена в несколько преобразованном виде; впоследствии она была модифицирована в двучленную: сьсего и т. д. — тътого и т. д. После падения редуцированных гласных [ъ] и [ь] см. возникли новые формы тот и сейсиясие. Современное указательное местоимение этот, противопоставленное местоимению тот, еще более позднего происхождения: оно, видимо, появилось в XVII в. в результате присоединения указательной частицы э к местоимению тот.

Таким образом, основными событиями в истории местоимений были переход от двучленной подсистемы личных местоимений к трехчленной и переход от трехчленной подсистемы указательных местоимений к двучленной.

Комментариев нет:

Отправить комментарий